Егор Федоричев. Акт II. Гилея

В абстракциях Егора Федоричева чувствуется тяжесть занавеса Большого Театра и непроходимость джунглей Амазонки. Они обретают форму на наших глазах, но всегда неустойчивы: у каждого мазка есть потенциальная амплитуда продолжения, каждое пятно может разрастись. Работы Федоричева часто напоминают лобовое столкновение с хаосом, который захватывает зрителя и погружает в состояние легкого  транса. Абстракция всегда стремилась выйти за пределы сознания и расположиться в неопределенности мифа. В новой выставке художник, наоборот, ведет ее в область настойчивой конкретики.  

В эпоху запретов показывать можно только тех, кто их вводит. В первом зале Егор Федоричев приглашает на авансцену протагониста, условного генерала, похожего на ряд исторических фигур из недавней истории Латинской Америки. Это, как пишет с некоторой гордостью мексиканская журналистка Елена Понятовска, «один диктатор за всех, Хуан Мануэль де Росас, он же Порфирио Диас, он же Висенте Гомес, он же доктор Франсиа, он же Гузман Бланко, он же Трухильо, он же Сомоза», о котором литераторы Латинской Америки создают «гигантский текст – биографию, историю, бредовое видение». Обобщенные черты военного диктатора в полотне, открывающем выставку, просматриваются сквозь густую сеть перекрестных мазков, то ли сухой лес, то ли сетка-рабица. Сходства с реальными лицами тут нет. Это обобщенное существо, манифестация фрейдовского «суперэго», в котором течет жидкость из стихотворения ленинградского поэта Сергея Стратановского «Багрицкий». «Кровь наш товарищ, и если прикажет – солги», писал Стратановский в 1977 году, осмысляя наследие певцов Октябрьской революции. «Кровь наш товарищ, и если прикажет – убей». Вот еще что напоминают работы Федоричева. Порезы и брызги из свежих ран. 

История учит нас радоваться хорошему. Не солгал, не убил, когда мог – уже неплохо. Выставка – возможность писать историю от первого лица – открылась, и того лучше. Знатоки археологических слоев и бюрократических залежей не удивляются, если не получается. Каждый слой ведь тонок, сквозь него обязательно что-то просвечивает. То президент Аргентины, сменивший диктатора Пиночета, скажет еще до его воцарения, что военная диктатура лучше марксистской, хотя в 1973 году это далеко не очевидно. То генерал-майор Иона Никитченко, отправивший на смерть сотни, если не тысячи, невинных людей в ходе показательных процессов эпохи сталинских репрессий, участвует в создании Международного трибунала над нацистами. 

В одном из полотен Федоричев показывает эту проницаемость, нанося битум на изображения радостных военных, взятые из советской послевоенной живописи. Мазки раскрываются снизу вверх, накладывая на статичную театральность первоисточника органический ритм цветка или взрыва. Художник использует битум символически, как производное нефти, топлива новейшей истории. Сквозь нефть тоже просвечивает непредставимый слой доисторического времени, эпоха динозавров и войн, не дождавшихся письменности. 

В последнем зале движение битума по холсту происходит по правилам гравитации, сверху вниз. Эти работы безлюдны, но торжественны, как голубой фонтан бессмертия с картины Павла Кузнецова. Битумную графику тоже легко увидеть фонтаном вечной власти, где изобилие ресурса питает и генералов, и армии. 

Валентин Дьяконов

Выставка реализована при поддержке «Петербург-Концерт»